Андрей Рублёв, инок - Страница 37

Андрей умолк.

– А ну вытяни, – велел Данила. Посмотрев, заключил: – Ничего не трясутся.

– Это сейчас не трясутся.

Андрей босиком прошлепал к столу. Вгляделся в недоконченный напрестольный образ Благовещенья, взял плошку и кисть, макнул в краску. Едва приблизил кисть к доске, рука стала заметно дрожать. Сотряслась и плошка в другой руке. Андрей выронил кисть.

– Видишь, Данила?

– Это как же понимать? – озадачился тот. – А ты меня не обманываешь, Андрей?

– Не обманываю. – Младший иконник вернулся на лавку к печке. Затем совершенно спокойно промолвил: – Я ведь, Данила, когда писал, Христа-младенца этими руками держал.

– Ты что говоришь такое, Андрей! – устрашился старый иконник. – Почудилось тебе! Переусердствовал в молитве. Да на мертвых насмотрелся, душа и утомилась. Оттого и руки затряслись. А нелепостей не говори. Не пугай меня так, ради Бога!

– Нелепостей… – Андрей повел головой. – Как же нелепость, если я Его чувствовал… Вот этими руками.

Данила в смятении смотрел на его ладони и растопыренные пальцы. Потом отсел на скамью у стола. Взял плошку с празеленью и стал рассеянно вертеть.

– Да чего уж… Иди в Троицу, Андрей, – тихо произнес затем. – Отмаливай. Себя и… меня. И Алешку. И князей… И – всех… Если дано тебе…

– Да ничего мне не дано! – резко выкрикнул Андрей. – Грехи свои замаливать иду!

– Вот и иди, – еще тише повторил старый иконник. – Обождет ростовский владыка. Без нас как ни то уладится.

Оба укутались молчаньем. Скрестив на груди руки, младший смотрел в неведомое и невидимое.

14.

Сурожанин Ермола Васьков, шумно каясь, в третий раз пытался пасть на колени. В третий раз Андрей подскакивал с места и, ухватив его, возвращал на скамью.

– Да перестань же, Ермола, – пыхтел иконник, с усилием подымая неслабое тело купца, – пол обтирать. Духовный отец я тебе, что ли?

– Виноват я перед тобой, Андрей! – Купец с надрывом бил себя в грудь. – Сугубо виноват! Полпуда свечей за тебя в церквях спалил. По монастырям пятнадцать рубликов вкладами разослал, у Бога прощения вымаливал. Думал ведь, из-за меня лучший на Москве иконник погинул, пропал, и где в землю лег, неведомо. А как тебя увидел на дворе, чуть дух из меня не вышел вон от радости. Гора с души спала. Андрейка Рублёв – целый да невредимый! Прости меня, Андрей, злодея-душегуба, змея подколодного!..

Он и в четвертый раз захотел сползти со скамьи на колени, но монах был начеку и уже стоял рядом. Купец утвердился на седалище, вздохнул.

– Бог простит, Ермола, – твердо сказал Андрей. – Только поведай, как ты прознал о набеге. Ведь не блаженный Максим тебе рассказал.

Сурожанин потряс головой.

– Не блаженный.

Он потянулся к братине с квасом, зачерпнул полный ковш и надолго припал к нему. Осушив до дна, несколько мгновений сидел молча, прислушивался. Вдруг быстро подошел к двери горницы, толкнул. В сенях звонко ойкнуло и глухо шлепнуло.

– А ну брысь, огольцы! – рявкнул на сыновей Ермола и кликнул сенного холопа: – Мотька, где тебя черти носят! Уши обдеру, если будут еще подслушивать! Всем!

Захлопнув дверь, он вернулся на скамью.

– Квасу-то не хочешь? На смородиновом листе.

Андрей квасу не хотел.

– Ну, тогда слушай. – Купец собрался с духом. – Истории этой уже лет тридцать, а то и поболее. Ну да, поболее. Началось все в том году, когда на Москве помер митрополит Алексий и князь Дмитрий захотел возвести на митрополию своего попа Митяя. А это, если не запамятовал, было за два лета до Мамаева побоища на Куликовом. Митяй с посольством отправился тогда в Царьград на поставление в митрополиты. Отец мой Василий Капица со своим обозом пристроился к ним. Видно, от самого начала было у него намеренье помешать Митяю пролезть в церковные владыки. Сурожане наши все знали, что Митяй благоволил таврийским фрягам, союзникам ордынского Мамая. Иные княжьи бояре тоже готовы были фрягов улещать, чтоб уберечься от Мамая. Латынникам торговля на Руси нужна была, вот и науськивали на нас Орду. Мамай свои полки на фряжское золото собирал. Ты ведь знаешь, что старец Сергий изначала советовал князю Дмитрию откупиться от татар. Если б не фряги, может, и откупились бы данью. Но те Мамая подзуживали. Вот Сергий и благословил князя идти против Орды. Ну да это через два года было. А в то лето, когда поп Митяй на поставление плыл, отец сговорился против него с митрополичьими боярами. Доподлинно знали, что Митяй у фрягов золото брал. Он бы и латынские молельни разрешил им на Руси строить. Ну и придушили его, не доплыв до Царяграда. Потом объявили, будто своей смертью помер. Да ты, Андрей, это все знать должен. Тебе тогда сколько годов было?

– Девять.

– Ну и мне десять. Вместо Митяя тут же, перед Царьградом решили вписать в княжью грамоту архимандрита Пимена. Отец в этом уже участия не имел, по своим делам отплыл. А Пимен, не будь дурак, сразу начал золото брать у тех же фрягов. Ты ведь знаешь, что в Царьграде ныне без мзды ничего не делается. Поставили греки Пимена русским митрополитом. А князь Дмитрий, осерчав, велел его в темницу бросить. И всех, кто в посольстве том плавал, наказал. Кого битьем, кого ссылкой, кого и под меч отправил. Отца, слава Богу, минуло. Да ненадолго. Через два года после Куликова, когда была Тохтамышева рать и татары Москву спалили да вырезали, явились к князю фряги. Показали ему грамоты, которые им Пимен выдавал в обмен на золото. А на грамотах подпись княжья заведомо стояла. Фряги с Пименом туда только цифирь вписывали. Теперь же стали требовать с князя то золото. Много, на двадцать тысяч рублей. Князь Дмитрий, вестимо, погнал их в гневе. Как не разгневаться: митрополита на Москве по сю пору не было, да татары полютовали и дань такую стребовали, какой от самого Батыя на Руси не слыхано было. Еще старшому сыну княжьему, Василию, пришлось в Орду заложником ехать. Ну, фряги тогда пришли на двор к нам. Заперлись с отцом и сказали: отдашь нам эти тысячи либо князь Дмитрий узнает, кто подговаривал удушить попа Митяя. От Пимена вызнали, стало быть. Отец же схватился за голову. Как Москва от татар погорела, у него и лишней деньги не осталось. Уже и с жизнью решил прощаться. Но тут фряги хитророжие уступили. Обменяли свое золото на отцову подпись – обязался отдать им долг службой.