Андрей Рублёв, инок - Страница 81

За Андреем в ворота въехал воз, груженный лубяными коробьями, туесами, плотничьим снарядом, досками. Поутру, прежде чем идти обживаться, Андрей испросил у конюшего телегу и, взяв княжого тиуна с калитой, полной серебра, отправился на посад. На торгу закупили потребное для иконного строительства. Лишь после этого княжьему гонцу была вручена грамотка с перечнем всего, что подмастерьям следовало отыскать на московском торгу и вборзе, не мешкая, доставить в Звенигород, а к грамотке приложен тугой позванивающий кошель.

Двор быстро наполнился слугами. Мужики с косами-литовками окашивали буйные заросли. Бабы и девки, гурьбой ввалившись в дом, посуху обмахивали наросшую паутину, окна, пока холопы прочищали и укрепляли заплывший колодезь. Разгружали телегу, снося все в ближайший амбар.

Андрей, поглядев на закипевшие работы, не решился пойти к владычным хоромам. Облюбовал невысокую надпогребицу со сбитым, висящим на дужке замком и скособоченной кровлей. Отворил дверцу, ступил внутрь. И вдруг полетел наземь, сбитый ударами в поддых и по загривку. Не успел даже охнуть, скрючился на дощатом полу, судорожно глотая воздух. Перед дверью, в просвете кто-то двигался. Потом встал над ним. Опустился рядом.

– Андрей?!

Вжимая ладони в надбрюшье, иконник попытался сесть.

– Ал… леш…

– Да я, я это, – мучительно скривив лицо, проблеял бывший послушник. Всхлипывая и улыбаясь одновременно, он помог монаху. – Ненарошно я тебя. Испугался, как на дворе зашумело. Со сна очнулся, гляжу в щель. Откуда понавалили, ничего не пойму. Двор сколько лет пустой стоял. Думал, как убежать сподручнее, чтоб не приметили… Отпустило, Андрей?

– Отпустило, – отдышался чернец. – Откуда ты взялся тут, Алешка?

Он ладонью ткнул отрока в лоб.

Алексей за год раздался еще шире в плечах, отрастил настоящие усы и бороду вместо того подшерстка, с которым щеголял прежде, да и силы в кулаках явно прибавилось. Отощал только снова, скулы обтянулись, в переносье легла складка. Одет же был опрятно, застиранная рубаха надставлена заплатами, подпоясана витым ремешком.

– Живу здесь. – Бывший послушник дернул плечом, сразу показав прежнего упрямца, всегда готового настоять на своем. – Вон, – отмахнул он головой, – ложе мое.

Андрей посмотрел на охапку высохших лопухов и старое конское седло вместо подушки.

– Да отчего в Звенигороде? Говорил тебе – возвращайся в Андроньев, к Даниле, – журил он неслуха. – Что за блажь – на чужом дворе в амбаре жить?

– А сам-то что тут делаешь? – пробурчал Алешка, скосив глаза на сторону. – Небось тебе тоже этот амбар глянулся. Знаю тебя. Что, отпустил тебя князь из ямы? Теперь ты в милости у него?

– Угадал, – усмехнулся Андрей. – Только на мой вопрос не ответил.

– За тобой пришел, – снова буркнул отрок. – Тебя из ямы выкрасть хотел. Да не знал, как на княж двор пробраться.

Андрей поднялся с пола, стряхнул с себя сухую грязь, в которой извалялся.

– Темнишь ты что-то, Алешка. Ну да ежели ты из послушников убежал, Бог тебе судья. А я и рад, что ты уже не лезешь сломя голову в чернецы. К делу бы тебе какому пристать, чтоб не носило без толку по земле. А то как лист опавший на холодном ветру мятешься.

– Нету у меня дороги, Андрей, – вдруг затосковал неслух. Подогнул ноги, сложил подбородок на колени.

– Да как нету! – поразился иконник и снова подсел к нему, заговорил вдохновенно: – А хоть и в дружину мою. Краски-то не разучился тереть? Мне же князь работу задал. Иконостас будем делать для Сергия. Ты ведь и не знаешь, Алешка, какую штуку я задумал. Помнишь, как Феофан приходил о прошлом лете в Андроньев, рассказывал про деисус лазоревый?.. А, ты не помнишь, тебя-то не было в келье. Есть, сказывал он, в студеном море-океане остров с горою, а на острове том чудном деисус лазоревый, диво дивное, светом райским самосветящееся… Подай-ка ножик.

Он закатал подрясник и выпростал исподнюю сорочицу, нащупал зашитое. Алексей вытянул из деревянных ножен на поясе простой мужицкий резак. Андрей вспорол край подола. На ладонь ему выпал камень в цвет полевых васильков, даже в полутьме казавшийся ярким, тотчас приковавший к себе взоры обоих.

– Чудо какое, – невольно вырвалось у отрока.

Но тут свет заслонила фигура, выросшая в двери.

– Вон ты где, чернец, – рявкнуло у них над головами. – Обыскался. Ключи тебе отдаю, владей. За старшого тут будешь и за ключника. Ежели што – по строгости с тебя спросют.

В руку Андрея шлепнулась увесистая связка на кольце.

– А это что за дух анбарный? – Сотник наставил палец на Алешку.

– Дружинник мой, – поспешно ответил иконник.

– За пазухой ты его, что ль, принес? – почесал в темени Федорко, приглядываясь. – Чтой-то рожа знакомая. Эй, паря, где я тебя видал?

– Не знаю, – бормотнул Алексей, задвигаясь в тень.

– Ну я пошел, – громыхнул на прощанье служилец.

Андрей спрятал лазорь в суму.

– Правда ли возьмешь меня снова к себе? – словно боясь поверить, спросил бывший послушник.

– Глупый ты какой, Алешка, – с улыбчивой лаской промолвил иконник.

К вечеру владычные хоромы были прибраны, умыты, оживотворены. Холопы не переставали сновать по двору, таская в дом то воду, то дрова, то кули в амбары, катя туда же бочки и кадушки. Андрей смотрел на все это рассеянно, будто затеяно все ради кого иного и дом готовят к приезду настоящих хозяев.

Алексей счастлив был отоспаться на настоящей постели с простынью, пахнущей мыльным корнем и сухими травами, с покрывалом и взголовьем. А когда набросился в трапезной на снедь, словно отощавший медведь после долгой зимы, давясь и чавкая, монаху кусок в горло не шел.